Вампиры - Страница 31

Мелькает мысль: где же простыня? и... исчезает.

Не доверяю своим глазам... в висках стучит...

Нет, это стучат во входные двери со двора. Машинально подхожу, снимаю крючок. Свежий ночной воздух сразу освежает мне голову.

- Что случилось? - спрашиваю я.

Входит ночной сторож в сопровождении двух рабочих.

- Ах, это вы, доктор! - говорит сторож и облегченно вздыхает. - А я-то напугался. Иду это по двору, а за окнами капеллы точно кто движется; ну, думаю, не воры ли? Боже избави, долго ли до греха. На графине бриллиантов этих самых много-много: люди говорят, на сто тысяч крон! Подхожу. Шелестит, ходит да как заохает, застонет... Ну, я бежал, позвал парней, одному-то жутко, - закончил сторож.

- Вы пришли кстати, с монахом дурно, надо его вынести на воздух, приказываю я.

- Ишь, как накурил ладаном, прямо голова идет кругом, - сказал один из парней, поднимая чтеца. - Ну и тяжел же старик! - прибавил он.

В это время из рукава монаха выпала пустая винная бутылка и покатилась по полу. Парни засмеялись.

- Отче-то упился, да и начадил без меры. Недаром же он и стонал, ребятушки, страсть страшно! - ораторствовал сторож.

Вынеси монаха во двор и положив на скамью, мы стали приводить его в чувство.

Это удалось не сразу. Угар и опьянение тяжело подействовали на полного человека.

Наконец он открыл глаза: они дико бегали по сторонам.

Я приказал дать ему стакан крепкого вина. Он жадно выпил, крякнул и прошептал:

- Неспокойная, неспокойная.

Начало рассветать: послышался звон церковного колокола к ранней службе.

Я пошел к себе, желая все обдумать, но едва сунулся на кровать, как моментально заснул.

День прошел обычно.

Монах совершенно оправился и просил только двойную порцию вина "за беспокойство".

Я видел, как экономка Пепа подавала ему жбан с вином, и шутя сказал ей:

- Смотрите, Пепа, возьмете грех на душу, обопьется ваш монах.

- Что вы, доктор, да разве они по стольку выпивают в монастыре! А небось только жира нагуливают, - ответила Пепа.

Ночью я часто просыпался, но решил не вставать.

Рано поутру слышу нетерпеливый стук в мою дверь.

"Несчастье!" - сразу пришло в голову.

В один момент я готов. Отворяю.

Передо мной Пепа; на ней, что говорится, лица нет.

- Доктор, доктор, монах... монах умер... - Заикаясь, произносит наконец она и тяжело опускается на стул.

Спешу.

На той же лавке, что и вчера, лежит монах.

Он мертв. Глаза его широко открыты, и все лицо выражает смертельный ужас.

Кругом вся дворня.

- Кто и где его нашел? - спрашиваю я.

Выдвигается комнатный лакей.

- Господин граф приказали вставить новые свечи ко гробу графини, я и вошел в капеллу, а он и лежит у самых дверей.

- Верно выйти хотел, смерть почуял, - раздаются голоса.

- Да не иначе, как почуял, через всю капеллу притащился к дверям.

- В руке у него было два цветка, мертвые розы. Вчера ребята из деревни целую корзину их принесли, весь катафалк засыпали.

- Верно, беднягу покачивало; он и оперся и зацепил их.

- Хорошо еще, что покойницу графинюшку не столкнул, - рассказывают мне один перед другим слуги.

Я слушал, и в голове у меня гудело и в первый раз в душе проснулся какой-то неопределенный ужас.

Смерть была налицо, и делать мне, собственно говоря, было нечего.

Но все-таки я велел перенести труп в комнату и раздеть.

Первое, что я осмотрел, была шея, и на ней я без труда нашел маленькие кровяные пятнышки - ранки.

Тут у меня впервые зародилась мысль, что ранки эти имеют связь со смертью. До сих пор не придавал им значения, я их почти не осматривал. Теперь дело другое. Ранки были небольшие, но глубокие, до самой жилы.

Кто же и чем наносил их?

Пока я решил молчать.

Монаха похоронили.

Графиню спустили в склеп. Для большей торжественности ее спустили не по маленькой внутренней лестнице, а пронесли через двор и сад.

И в день похорон члены ее оставались мягкими и мне казалось, что щеки и губы у ней порозовели.

Не было ли это влияние разноцветных окон капеллы или яркого солнца?

На выносе тела было много народа.

После погребения, как полагается, большое угощение как в замке, так и в людских.

Когда прислуга подняла "за упокой графини", начали шуметь и выражать неудовольствие на старого американца. Он ни разу не пришел поклониться покойнице. И утром, на выносе тела, его так же никто не видел. Напротив, многие заметили, что дверь и окно сторожки были плотно заперты.

Под влиянием вина посыпались упреки, а затем и угрозы по адресу американца.

Смельчаки тут же решили избить его. Толпа под предводительством крикунов направилась в сад к сторожке.

Американец, по обыкновению, сидел на крылечке.

С ругательствами, потрясая кулаками, толпа окружила его.

Он вскочил, глаза злобно загорелись, и, прежде чем наступающие опомнились, он заскочил в сторожку и захлопнул дверь.

- А так-то ты, американская морда, - кричал молодой конюх Герман. Он вскочил на крылечко и могучим ударом ноги вышиб дверь.

Ворвались в сторожку, но она была пуста. Даже искать было негде, так как в единственной комнате только и было, что кровать, стол и два стула.

- Наваждение, - сказал Герман, пугливо оглядываясь.

Всем стало жутко. Все так и шарахнулись от сторожки.

Выбитую дверь поставили на место и молча один за другим выбрались из сада.

В людской шум возобновился.

Обсуждали вопрос, куда мог деться старик. Предположениям и догадкам не было конца.

Многие заметили, что комната в сторожке имела нежилой вид. Стол и стулья покрыты толстым слоем пыли, кровать не оправлена. Где же жил американец, и как, и куда он исчез?